Каблучки

Грязно на дорогах. Снег тает. Местами очень грязно, прям таки каша под ногами. И не то, чтобы скользко, а ноги разъезжаются. Не послушные ноги. На каблуках. В девять вечера. Авось не заметит никто. Не ошибусь, коли это удручало его больше всего. Не заметил бы кто, не подошёл ненароком, не всмотрелся получше и не начал задавать бы дурацких вопросов в такой – то час. Потому он тащил её буквально за шкирку. Подружку свою. В зюзю пьяную.
Стеснялся, сжимался, впрягался, но тащил. Она за плечи его держала. Старалась не упасть. Она правда старалась, и всё равно упала. Все повернули голову в их направлении, а он хотел умереть. Поставил на ноги головы не поднимая и пальцами так ухватив за рукав поволок бедолагу в поисках таксистов. Дамочка вырывалась. Дамочка протестовала. Дамочка хотела нежностей. Прямо там, на скользкой площади от талого снега, в девять часов вечера. И тогда она с чувством собственницы обхватила руками его торс  в  надежде добавить огоньку, но снова упала. Парень матюгнулся. Поднял, закурил и матюгнулся опять. Он желал избавиться от неё, сейчас же, как можно скорей, потому так нервничал и психовал и раздражался от своего нелепого, скользкого положения. Ну нет свободных таксистов, ни одного –  западло.

Подружку пробирает хохот, а может исхитрилась посмотреть на ситуацию со стороны, словить всю комичность своего поведения. Она сначала тихо и ровно шипела, попискивая в пёстрый шарфик, а потом разошлась, зашаталась, ещё
каблуки эти дюже не устойчивые…назревала ругань.

Ругань точно назревала и разразилась бы, как гром среди тёплого марта, но на счастье подоспело такси, аш два. Дамочку отшвырнули назад, резко, без прелюдий. Неустойчивые каблучки скрылись во мраке пьяного угара. Парень зло хлопнул дверцей, поспешив устроиться рядом с водителем. Они уехали.