Ключи

Какой-то весной, в самый разгар школьных каникул, меня отправили к бабушке. К той, что жила в лесу, на горе, в старом деревянном бараке. Весна была поздняя и слоняясь от скуки во дворе я каждый день находила под корявым, подтаявшим снегом какой-нибудь ключ. Ключ большой, ключ маленький, ключ длинный, ключ широкий. Они все были разные, по большей части ржавые или кривые. Я их складывала в карман и умудрялась забывать до следующей находки. Таким образом у меня скопилась целая связка ключей. Однажды я обмолвилась о своей коллекции бабушке. Со знанием дела она нацепила очки, разложила газету на стол и говорит: “Ну показывай! “. Я вывернула карман, вытащив всё, что в нём было прямо на постеленную газетку. Бабушка взяла в руки один ключ, затем другой, покрутила, потёрла пальцем

—Таак, – концентрируясь на моих находках протянула она.

— Этот тети Зои от второго замка, этот Люсин от сарая, этот от Серëгиного гаража, а этот…надо у Светки узнать, может её…?

Так вся моя коллекция и ушла к своим законным владельцам.

Тётя Зоя

В старом деревянном бараке на горе стены будто вовсе отсутствовали. В самом деле, создавалось впечатление, что всё происходящее в комнате у соседей разыгрывается представлением на твоих глазах, и каждая скрипучая половица отзывалась резким, пронизывающим стоном под ногами страшного дяди Вали. Дядя Валя был довольно высок, худощав и сутул. Его растрёпанные седые волосы, торчащие уши и крупный с горбинкой нос ещё больше выдавали его свирепый, казалось, стальной нрав, а широкие кисти рук походили на садовые матыги. Дядя Валя говорил громко, а ругался страстно, иногда так увлеченно и неистово, что наблюдать за ним становилось смешно. Всё чаще он проявлял недовольство к жене своей – тети Зои, что тоже не отличалась тихим, покорным характером. Огрызалась на дядю Валю она умело и даже каким-то чудом ловко манипулировала, пуская в ход разные матерные словечки. Тетя Зоя не была красавицей ни разу, даже обаятельной ее не назовешь, что в тридцать лет, что в пятьдесят она выглядела примерно одинаково. На крыльце, где дядя Валя прищурив глаз покуривал “Беломорканал” она оставляла пыльные резиновые калоши, будто нарочно спотыкалась о них, материлась, вымещая тем самым недовольство на вечно подвыпившего дядю Валю. Я случайно присела рядом, затянуть на сезонных ботинках шнурки потуже, не заметив, как быстро у нас завязался разговор. И что же ? Свирепый, грозный дядя Валя краснея лицом смеялся , вспоминая какую-то историю своей юности, а спохватившаяся в тот час тётя Зоя, желала перетянуть всё внимание на себя

— Ну что ты ещё дышишь тут на ребенка! Отойди вон в сторону! Не пугай никого! вопила она.

Дядя Валя вытянулся, затушил попироску, вздохнул и поднимаясь с места горестно произнес

— Ох, Машуня, как мне эти бабы надоели! Зашёл в дом и сразу всё стихло.

Серëга

В бараке отсутствовал водопровод, удобств не было. В быту использовали рукомойник, что представлял собой подвешенный к стене сосуд с клапаном, вмещавший сравнительно небольшой объëм воды. Клапан под давлением жидкости смещался так, чтоб вода поступала экономично, а затем с грохотом ударялась о железное ведро, которое, как правило, скрывалось в самодельном фанерном шкафчике или за низкой ширмочкой на полу. Такой агригат прижился в каждой квартирке барака надолго, если не сказать навсегда. Колонка была единственным средством для подачи воды, и то не во дворе, а за вторым домом от дороги. Таскать на себе ведра женщины отказывались, поэтому мужик в быту, какой бы он ни был – просто незаменим. Серёга работал таксистом. В общественной жизни барака задействован не был. С рассветом уходил, с закатом приходил, частенько выпивал, коли за руль не садился. Серёга в бараке вырос, женился, нажил какой-какого хозяйства и даже отстроил гараж. По меркам того времени, это было чертовски престижно – иметь собственный гараж: автомобиль и гараж. Белый Жигуленок затаился в нём. Жигуленок рычал по утру, дымил и с визгом трогался в путь, а шершавый след от него остывал аш до самого вечера. Серега был коренаст и был он в меру упитан, довольно обоятелен и улыбчив. На людях держался просто, не выпячивался. Как будто и не доставлял он жильцам особых проблем, не сплетничали о нём бабы. Пока одной злосчастной ночью тот с пьяну не разворотил единственную на всю округу колонку с питьевой водой. Снёс подчистую на Уазике с перебитыми номерами.

—Да не в чëм не виноват я – опрадывался он перед бабами и не смел поднять глаз на мужиков. Машина находилась в розыске.

Люся

Во дворе, прямо напротив подсохшей кучи песка, упругими веревками на столбах стояла сушилка для белья. Не было и дня, чтоб она пустовала, и чтоб веревки сами по себе раскачивались от ветра будто бесхозные. Люся ходила в переднике. В пёстром хлопковом, поверх спортивных штанов. Она была молода и имела розовощекого, синеглазого младенца, второго по счету от первого брака. Раз по пять в день она открывала узкую перекошенную форточку старого барака на горе и истошно кричала

— Юраа!

От Юры требовалось немедленно вынести ведро, притащить детскую ванночку, наполнить еë водой, передвинуть шкаф, прибить гвоздь. Однако Юра кидался на крик не сразу. Старенький полудохлый “Москвич” у сарая забирал всё внимание супруга Люси, в связи с этим в семье неизбежно назревало напряжение. Напряжение и частое несдержанное поведение Люси отрицательно сказывалось на маленьком Славике. Тот нервничал, часто болел и долго капризничал перед сном. Купали его каждый вечер в тёплой воде с добавлением каких-то успокоительных трав. Но Славик снова не спал, сучил ножками, надрываясь по несколько часов от слез. Уставшая Люся кричала на Юру, на истеричного Славика, сама выбегала заплаканная во двор, перекидывалась двумя словами с соседскими бабами и вновь пряталась за фанерными стенами гнилого барака. Следом за ней выбегал разъярëнный муж и застёгивая рубаху на ходу плюхался в свой обожаемый автомобиль, скрываясь из виду буквально в считанные минуты. И тогда Люся полночи коротала во дворе под единственным скрипучим фонарём у сарая. Фонарь раскачивался на ветру, бросая короткие блики света: то на окна, то на сарай, то на проезжую часть у дома. — Иди приляг, Люсь – каждым разом хлопотала бабушка открывая дверь.

— Ой, – отмахивалась она в ответ, — бабу он себе нашёл, подонок!

Люся теребила передник и начинала мерить шагами тёмный двор под монотонный скрип фонаря до самого рассвета. Славик спал.

В моем кармане оставалось ещё два бесхозных ключа. Бабушка просила их выбросить.