Вдоль окраины

Горные пути вдоль окраин имеют сотни изгибов, словно юное тело застенчивой Фатьмы. Словно сладкий табак в корявой самокруточке у не ласкового кареглазого Мехмета. Словно анисовая отдушка. Словно усталый вздох. Словно восточные узоры на коврах, что стелятся вековой пылью, оседающей на кустах дикой ежевики.

Горные пути, где не умолкает рёв мотора рейсового автобуса. Автобуса тесного, не большого. Где высохшие, сгорбленные старики беззвучно отходят к краю, заметив навьюженную детьми Айсун с раскрасневшимся от пота лицом в тёмной накидке с рукавами. За плечом у неё будет, конечно, рюкзак. Совершенно простой, тряпичный.

Горные пути крутые, пути рябые и путанные. Окраины не терпят мягкой пластичности. Не переносят публичной вычурности. С виду заурядны, просты, обыкновенны, серы. До крайности размеренны. До безобразия “правильны”. Закинут старухи один на другой утрамбованный до нельзя пакет перевязанными ручками с тряпками и посудой на дне, прижмут их коленкой к горячей от зноя стенке да и метнутся к свободным местам у открытого настеж узенького окошка. За ними внучки, иль сыновья, степенно, так, пристроются рядом. А особенно притягательны те девчушки, что покрывают младенческие головы чёрными и длинными хиджабами, иногда цветными, но чаще однотонными. Неброские булавочки любовно цепляют края у висков. Они качаются на перилах при лихом повороте. Молчаливы, не в меру заботливы к младшим, будто строгие мамаши видавшие виды этих липких окраин, безденежья и тоски. Глаза их огромны, печальны, чисты. И выйдут юродивые на последней остановке, чтоб кучками, кучками зашуршать по асфальту, один другого мал мала, сизые из общей массы.

Горные пути вдоль окраин, где морщится закатом тугая облачность, где трепещет мохнатая листва над обрывами косых черепичных крыш. Где с приходом темноты такая тишина, что от монотонных трелей цикад и заносчивых птичьих жалоб выползают мурашки на руках. И по всюду не зги. Некоторые обитатели горных окраин в это время только хватаются за ложки, или вся семья усаживается под ветхенький навес во дворе при тускло зажжёной лампе, а под ногами у них с десяток тощих котов. Они раскладывают в тарелки ужин и говорят очень тихо, в полголоса. Но даже их спокойные, мягкие голоса отражаются тягучим, прозрачным эхом в нижних ярусах горных хребтов.

Окраины, как засохшее печенье, с поджарой корочкой по краям. Но, если размягчить его в чае, если подержать на языке, Господи, сколько вкусовых нюансов, сколько забытых анонсов. Не спешите его глотать, пусть ещё потомится за щеками.                                                                                                                                                   Август 2016, Москва — Стамбул.